Иван Тургенев: любовь без правил

Рост его — 192 сантиметра. Цифра эта и в наши времена куда как солидна, что уж говорить о веке XIX, когда средний рост мужчины не превышал 1 метра 67 сантиметров. Окружающие, нравилось им это или нет, вынуждены были взирать на Ивана Сергеевича Тургенева снизу вверх. И дело было не только в размерах физических. Со стороны казалось, будто большего баловня судьбы и не сыскать. Очевидно, что в момент рождения будущего писателя у Господа было превосходное настроение, и он щедрой рукой отсыпал младенцу красоты, таланта, человеческого обаяния. Родовитый аристократ по отцу, наследник огромного материнского состояния, Тургенев, полагали современники, мог не думать ни о завтрашнем дне, ни о куске хлеба, но жить и работать исключительно в свое удовольствие. Его литературная слава перешагнула границы России и пошла гулять по Европе, со временем перебравшись и за океан: колонисты в США назвали одно из своих поселений в честь Базарова — главного героя романа «Отцы и дети». О том, какой популярностью голубоглазый великан пользовался у дам, можно только догадываться. После выхода «Дворянского гнезда» хозяйки светских салонов мечтали заполучить к себе знаменитого холостяка. А что на самом деле скрывал этот пышный парадный фасад? И кому принадлежало сердце основоположника русского романа, еще при жизни ставшего классиком, чье 200-летие мы отмечаем 9 ноября 2018 года?

Милый друг маменька
Тургенев постоянно повторял, что все, чем пестрили страницы его книг — лица, отношения, ситуации и обстоятельства, — он брал из жизни. Свою прозу называл «почти фотографическим снимком» действительности и не без кокетства добавлял: мол, ни сочинять, ни выдумывать никогда ничего не мог. Когда в свет вышла «Первая любовь», рассказывающая о соперничестве отца и сына за сердце юной роковой красотки, Тургенев тут же честно признался: «Описано действительное происшествие без малейшей прикраски,...я изобразил своего отца. Меня многие за это осуждали, а в особенности осуждали за то, что я этого никогда не скрывал. Но я полагаю, что дурного в этом ничего нет. Скрывать мне нечего». Сергею Николаевичу Тургеневу повезло: с легкой руки знаменитого отпрыска он навсегда остался в истории литературы красавцем сердцеедом, устоять перед которым просто невозможно. Со своей матушкой писатель обошелся куда суровее. Обманутая жена из «Первой любви», безжалостная барыня-самодурка из «Собственной господской конторы» и хрестоматийной повести «Муму» — вот она, Варвара Петровна Тургенева, собственной персоной. Наверное, любимый сын мог бы быть и поделикатнее, но уж больно крутой нрав был у родительницы. «Матери я боялся как огня. Редкий день проходил без розг» — это из воспоминаний Тургенева о детстве.

Слева: Сергей Николаевич Тургенев. Справа: Варвара Петровна Тургенева

Когда Иван вырос, «милый друг маменька» уже не могла пороть, растянув на одной лавке с крепостными, но продолжала держать в ежовых рукавицах, чуть что, сажая на хлеб и воду, проще говоря — лишая финансовой поддержки. За связь с «ведьмой Виардо» отказала сыну от дома, пообещав во что бы то ни стало пустить его по миру. Тургенев любил рассказывать, как однажды в Париже потратил последние франки, чтобы выкупить на почте пришедшую от матери посылку. На что рассчитывал, когда распаковывал сверток, дрожа от голода и нетерпения? На пачку ассигнаций, припрятанных между копченым окороком и головкой сыра из родного Спасского? Как бы не так! Наложенным платежом мать прислала ему за границу... пару кирпичей! Жесткая до жестокости, непримиримая и властная, она требовала, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Умирая, жалела лишь о том, что не промотала все свое состояние до последней полушки, что сыновья-строптивцы все же получат наследство. Не нужно быть профессиональным психологом, чтобы понять, какую роковую роль сыграла мать в судьбе Ивана Сергеевича. Всю жизнь мечтавший о семье, он так никогда и не женился — брак родителей был не лучшим примером, подражать не хотелось. В отношениях с женщинами был нерешителен —делал шаг вперед и тут же три назад. Не выносил ни малейшего давления, но подспудно тянулся к женщинам волевым, стойким, пусть отдаленно, но напоминающим Варвару Петровну. Из детства пришли страх наказаний, болезненное отношение к критике, но вместе с тем — и блестящее образование, которое дала ему мать. Любовь к книгам, охоте и бильярду — это тоже от нее. Варвара Петровна была превосходной наездницей и метким стрелком, а кием владела столь виртуозно, что даже в старости легко обыгрывала сыновей. Кто знает, родись Тургенев в другой семье — нежной, дружной и любящей, — стал ли бы он вообще браться за перо...

Итак, она звалась Татьяна...
В Берлине, куда двадцатилетний Тургенев уехал доучиваться по окончании филологического факультета Петербургского университета, он сблизился с молодым поэтом и мыслителем Николаем Станкевичем и с Михаилом Бакуниным — будущим знаменитым революционером-анархистом. Дружба с Бакуниным продолжилась и в России. В тверском имении Бакуниных — Премухине — Иван Сергеевич знакомится с одной из сестер друга, Татьяной. Чувства вспыхнули пожаром, выплеснувшись на бумагу стихами и прозой. Силуэт Татьяны Бакуниной скользит по страницам рассказов и повестей «Андрей Колосов», «Татьяна Борисовна и ее племянник», «Переписка».

Подобно пушкинской Татьяне, она засыпала его страстными, откровенными письмами: «... я бы не пережила этих дней — если б не оставалась мне смутная надежда — еще раз, боже мой — хоть раз еще один увидеть вас... О, подите, расскажите, кому хотите, что я люблю вас, что я унизилась до того, что сама принесла и бросила к ногам вашим мою непрошенную — мою ненужную любовь...» В своих ответах Иван Сергеевич сдержанно нежен. Пылкость Татьяны пугает его. В ее желании неотступно следовать за ним и заполнить собою всю его жизнь, без остатка, ему чудится пугающая материнская властность, угроза независимости. Горький премухинский роман окончился столь же внезапно, как и начался. Поэтическое пророчество о невозможности блаженства сбылось. Осенью 1843 года в Санкт-Петербург на гастроли прибыла прославленная оперная дива Полина Виардо. 1 ноября — этот день он до последнего вздоха будет называть «священным» — Тургенев был представлен примадонне как «хороший охотник и плохой поэт». В этот самый миг и надолго все другие женщины перестали для него существовать. И все же отношения с Татьяной Бакуниной не прошли бесследно. Он сделает ей бесценный подарок — бессмертие! Именно она — смелая, искренняя, открытая, не скрывающая своих чувств — и станет прообразом знаменитой тургеневской девушки.

Царица цариц
«Черты лица Полины правильны, резки; они еще привлекательнее при свете ламп и театральных люстр» — так описывал мадам Виардо композитор и дирижер Гектор Берлиоз. «Только что она начинала петь, о недостатках лица и речи не было. Она буквально вдохновлялась, являясь такою красавицею могучею, такой актрисой, что театр дрожал от рукоплесканий и браво», — вспоминал художник Алексей Боголюбов.

Эти отношения перевернут его жизнь и станут для Ивана Сергеевича не менее судьбоносными, чем для Павла Петровича Кирсанова, героя романа «Отцы и дети», встреча с княгиней Р. Тургенев окончательно рассорится с матерью и примет бесповоротное решение перебраться в Европу, чтобы всегда быть рядом со своей «царицей цариц».

К моменту их знакомства Полине 22 года. Она замужем за Луи Виардо, искусствоведом, критиком, переводчиком, театральным деятелем и страстным коллекционером произведений искусства. Муж на 20 лет старше своей знаменитой жены. Он расчетлив и практичен и будет столь любезен, что при помощи Ивана Сергеевича переведет на французский Пушкина, Лермонтова... и Тургенева. До конца своих дней Луи Виардо и Иван Сергеевич будут жить под одной крышей, любить одну женщину и оставаться при этом добрыми приятелями.

С середины 1840-х годов Тургенев всюду следует за семьей Виардо, а потому подолгу живет за границей, в основном в Германии и во Франции. А с начала 1860-х проводит в Европе почти все время — «на краю чужого гнезда», как он сам называл свою жизнь в семье любимой женщины.

Узнав о том, что в России у него растет внебрачная дочь Пелагея, которую родила белошвейка матери, Тургенев обращается за помощью к Виардо. Полина забирает девочку в Париж и воспитывает ее как собственного ребенка. Полина была ему больше, чем жена. Она стала для Тургенева настоящей спутницей жизни, вернейшим из друзей, разделив с ним и мгновения его триумфа, и мучительную боль ухода: Иван Сергеевич умер у нее на руках в конце августа 1883 года. Да, периоды горячих и даже горячечных чувств сменялись охлаждением. Они могли долго не видеться, но после безлунных ночей разлуки вновь наступало яркое солнечное утро встреч. Именно Полине Тургенев посвятил одно из самых пронзительных своих стихотворений в прозе: «Когда меня не будет, когда все, что было мною, рассыплется прахом, — о ты, мой единственный друг, о ты, которую я любил так глубоко и так нежно, ты, которая наверно переживешь меня, — не ходи на мою могилу... Тебе там делать нечего».

Слева: Пелагея. По центру: Полина Виардо. Справа: Мария Савина

Мария, Юлия и снова Мария
С Марией Николаевной Толстой Тургенев сдружился в середине 1850-х. Она жила со своим мужем, графом Валерьяном Толстым, в 20 верстах от Спасского — в имении Покровское, увековеченном старшим братом Марии Николаевны в романе «Анна Каренина». Иван Сергеевич ездил к соседям читать вслух — и свое, и чужое. Валерьян Петрович к литературе был откровенно равнодушен, а Мария Николаевна ловила каждое тургеневское слово. Она была первой слушательницей «Рудина» и потом записала в своем дневнике, как ей понравился роман и как беспокоился автор, вышел ли Рудин действительно умным среди остальных, которые больше умничают. Он читал ей «Дворянское гнездо», а затем и «Фауста», в котором, очевидно, зашифровал свое признание в любви прелестной соседке: «О, мой друг, я не могу скрываться более... Как мне тяжело! Как я ее люблю! Ты можешь себе представить, с каким горьким содроганием пишу я это роковое слово. Я не мальчик, даже не юноша; я уже не в той поре, когда обмануть другого почти невозможно, а самого себя обмануть ничего не стоит. Я все знаю и вижу ясно. Я знаю, что мне под сорок лет, что она жена другого <...> Но мог ли я ожидать, что со мною повторится все то, чему, казалось, так же, как и молодости, нет возврата?» И вновь такое возможное блаженство не случилось, не сбылось, несмотря на то, что Мария Николаевна покинула мужа, не в силах больше терпеть его постоянные измены и многочисленных внебрачных детей. Но, по всей видимости, свободная графиня Толстая была писателю не нужна. Мария Николаевна уедет в Европу, родит там внебрачную дочь и окончит свои дни в Шамординском монастыре.

Баронесса Юлия Вревская, вдова прославленного боевого генерала, была моложе Тургенева на 20 лет. Она выросла на его романах и будто сошла с их страниц — такая же светлая, цельная, честная, готовая на многое ради своей любви. Она гостит у Тургенева в Спасском, а когда уезжает, вдогонку ей летит письмо: «Мне все кажется, что если бы мы оба встретились молодыми, неискушенными, а главное — свободными людьми — докончите фразу сами...» Ох уж эти вечные «если бы». И о какой «свободе» идет речь? Она вдова, он холост, что может их разделять? На это у Ивана Сергеевича ответ готов: «... вам 33 года, а мне целых 55 — вот что не следует упускать из вида». Но, конечно же, дело не в возрасте — не дают покоя застарелые страхи и сомнения. Они переписывались, иногда даже встречались, но ни о каких чувствах речь уже не шла. В 1877 году баронесса Вревская неожиданно уехала сестрой милосердия в Болгарию, на русско-турецкий фронт. Оттуда он получил от нее десять писем — нежных, полных тепла и любви. А потом она умерла от сыпного тифа. Лечить ее на войне было некому, в последние дни за ней ухаживали раненые солдаты. От Юлии Вревской осталось имя, которое носит одна из болгарских больниц, и стихотворение в прозе «Памяти Ю.П. Вревской», принадлежащее перу Ивана Сергеевича Тургенева.

А еще была актриса Мария Савина. Они познакомились в конце 1879 года. Тургеневу 62. Он уже тяжело болен, но очарован юностью, женственностью и драматическим талантом Марии Гавриловны, блестяще сыгравшей в его пьесе «Месяц в деревне». «Неужели эту Верочку написал я?» — восклицал Иван Сергеевич, вручая актрисе огромный букет цветов после премьеры. Она тоже гостила у него в Спасском, и комнату, где жила, писатель назвал «савинской». «Милая Мария Гавриловна, — признавался в письмах, которые писал ей через день, — я Вас очень люблю — гораздо больше, чем следовало бы, но я в этом не виноват». Он звал ее с собой в путешествие по Италии и вообще был с ней куда искреннее, чем со многими другими женщинами, осветившими его жизнь своим присутствием. Возможно, потому что знал: дни его сочтены. А может, потому что устал — не только жить, как напишет в одном из своих прощальных писем на Родину, но и не позволять себе чувствовать в полную силу.